Лучшего кладбища, чем музей, для искусства пока не придумали. Ценителя изящного здесь раздражает практически все: потоки туристов, которые не укротит даже бывалый регулировщик, вредные бабульки-смотрительницы, готовые наброситься на любого, кто задержится на пару минут перед картиной, охранники, чувствующие себя хозяевами обстановки… И это только цветочки. Едва не четверть экспонатов даже не увидеть: у одного вечно куча экскурсантов, другой увезли на выставку, третий висит где-то под потолком так, что видна одна темень, а четвертый закрыт стеклом, играющим бликами и отражениями. И все же, сколько бы ни говорилось гневных слов про храм искусств, без него никак. Все равно придется идти сюда на поклон, сдерживая желание нарушить этот почти казарменный порядок. Перед этим искушением в свое время не устоял итальянский концептуалист Вито Аккончи, незаметно преследовавший по пятам посетителей, пока те не начинали чувствовать дискомфорт и в конце концов не обнаруживали у себя «на хвосте» странного шпика. Группа «Искусство и язык» придумывала оптические обманки, подменяя фрагменты музейной обстановки живописным изображением так, что было не отличить интерьер от картины. Самые находчивые пытались учредить музей имени себя. У Марселя Дюшана был портативный музейчик, умещавшийся в небольшом чемодане, где были аккуратно уложены миниатюрные копии его главных работ.

Людмила Белова обживает музей. Ей интересны не коллекции и шедевры, а обыденная жизнь в музее. Как на любом режимном объекте, рутины здесь хоть отбавляй. Достаточно представить один день смотрительницы, которая должна просидеть в своем зале почти восемь часов. В недавней видеоинсталляции художница рассказала истории из жизни эрмитажного персонала. Неожиданно крупным планом был показан неприметный музейный быт, тогда как знаменитые шедевры стали всего лишь фоном. Маленький человек и большая история – одна из главных тем Людмилы Беловой. Причем эпохальности и имперскому величию она явно предпочитает частные случаи. Несколько лет назад в Фонтанном доме она создала альтернативный музей истории, коллекция которого должна состоять не из привычных экспонатов, но из сбивчивых воспоминаний и разрозненных свидетельств ничем не примечательных людей.

«Семейный портрет в интерьере» - еще одна попытка одомашнивания музея. Во время съемок в Эрмитаже, наблюдая быт и нравы персонала, художница заинтересовалась картинами, защищенными стеклом. Их никогда нельзя рассмотреть целиком, так как стекло дает блики и отражает обстановку. Музей прячет от нас искусство, создает новые и новые препятствия для общения с ним. И вместо картины зачастую мы видим, как в ней отражаются зевающие туристы, с интересом посматривающая в окно девочка или профиль клюющей носом старушки. Старые вещи живут не только своим прошлым, но и тем, что происходит вокруг них, хотя зачастую не имеет даже косвенного отношения к их истории.

На фотографиях, выведенных на оргстекло, воспроизведены «Портрет пожилого человека» и «Портрет мальчика» Рембрандта из собрания Эрмитажа. Портреты сложно увидеть за отражениями: на одном половину занимает приподнятая штора, из-под которой видно приоткрытое окно; на другом заметна, главным образом, стоящая напротив холста, в углу зала, ваза; на третьем лицо Титуса закрывает профиль пожилого мужчины. Секрет полупрозрачной поверхности этих фотостекол состоит в том, что на них не только показаны фрагменты музейной обстановки, они предназначены воспроизводить тот интерьер, в котором будут находиться. Эти картины – зеркало в зеркале с застывшим отражением. Они будут жить общей жизнью со зрителем, растворяя происходящее вокруг в просвечивающих насквозь старинных образах. Чем больше будет новых оптических слоев, тем легче и свободнее будет жить с неприступными шедеврами. Нам дан шанс вырваться из музея-тюрьмы, где все друг за другом присматривают: дежурные за смотрителями, смотрители за посетителями, посетители за экспонатами, которых толком не разглядеть, а охранники за всеми сразу. Как в знаменитом фильме Висконти, увидев картину, включенную в обстановку и житейские обстоятельства, мы узнаем много новых подробностей, которые раньше казались лишними. Это обещает не новые радости, но, напротив, новую меланхолию. Результат не заставит долго ждать: картина обретет обаяние и загадочность, которые не сумел сохранить музей.